Егор Холмогоров о различии Модерна и Традиции

Выдержка из статьи Традиция и Взрыв.

Общество Модерна основано на двух принципах не менее четких и определенных и строго противоположных принципам Традиции

Первое — это учение об абсолютной онтологической автономии человеческого существа и об обществе и государстве, как о сочетании автономных человеческих существ. Модерн начинается с провозглашения декартовского принципа «Cogito ergo sum» , факт человеческого бытия обосновывается на факте самосознающего мышления. Некоторые скептики задавали в этой связи вопрос «существую ли я, если я мыслю?», но никто не задал вопроса, который был единственно существен и единственный имел значение — «а я ли мыслю?».

Спору нет, социологическая и гуманитарная критика последних полутора столетий выявила власть над человеческим умом предрассудков и дискурса, социальных условий, которые не позволяют никому мыслить с «чистого листа». Но, при всем том, эта критика касалась исключительно предпосылок и форм мышления, а не самого акта мышления. И целью этой критики было достижение очищения мышления, создания его подлинной беспредпосылочности.

Между тем, нет более нелепого и вредного убеждения, чем уверенность в закрытости человеческого ума, в уверенности, что в нашем разуме нет ничего, кроме нашего разума, в надежде на способности нашего чистого мышления. Человеческий разум открыт к внешнему воздействию не только со стороны других людей, но и со стороны воздушного и небесного миров (язычник, наверное, сказал бы «нижнего и верхнего миров»). Никакого дистиллированного мыслящего «я» не существует, а значит и не существует той социальной или жизненной конструкции, которая может быть составлена из этих «я».

Человеческий ум, человеческое «сознание», есть центр постоянной и непрерывной ментальной борьбы. С одной стороны, оно непрерывно атакуется искушениями, непрерывно склоняется ко злу, с другой, к нему обращены непрерывные призывы благодати. Не надо воспринимать это как метафору, речь идет именно об абсолютно точном, можно сказать химическом описании процесса мышления.

Нет ни одной злой мысли, которая порождена была бы самим человеком, как мыслепорождающее существо человек неспособен на зло, всякое зло предлагается ему искусителем извне, лаборатория греха непрерывно предлагает нам новые образцы. Человеческое зло есть капитуляция разума, соглашающегося принять чужую мысль как свою и капитуляция воли, соглашающейся исполнить враждебный замысел.

Тем самым «автономный человек» — это существо, наивно уверенное в наличии у него мыслей, озабоченное ценностью собственной «личности» и убежденно говорящее о своих пороках: «Да, я таков, и быть другим противоречило бы моей природе». Жалкое зрелище, сотканное из чужой воли, чужого зла и чужих искушений и наивно именующее этот половой коврик «собой».

Совершенно другой тип представляет собой порождаемый традицией homo orans, человек молящийся, человек осведомленный о своей неавтономности ни в онтологическом, ни в гносеологическом смысле, знающий о наличии у него ментальных врагов и уверенный в существовании и невидимых, но сильных друзей. Закоренелый язычник может заблуждаться либо в верном понимании природы этих друзей (считая их богами), либо принимая врага за друга, становясь игрушкой в руках забавляющихся бесов, но он в любом случае бесконечно далек от гносеологического самодовольства декартовского человека, он постоянно обращен к другому миру с просьбой о поддержке. В то же время общество модерна породило новый тип, тип даже и «христианина», не верящего ни в бесов, ни в святых, считающего первых метафорой, а вторых — давно умершими хорошими людьми, молитву же – способом приятно побеседовать с «товарищем Богом» и привести в порядок «собственные» мысли.

Совершенно свободный от непрерывной ментальной борьбы он, однако, постоянно погружен в борьбу социальную, классовую, национальную, политическую и идеологическую. У «декартовского человека» великое множество врагов, разного рода нехороших людей, которые ему препятствуют, которые с ним несогласны и которых он обязан напряженно ненавидеть. Его ненависть к ним вполне обоснована, поскольку они, в его представлении, такие же «декартовские люди», то есть сами из себя породили всё, что ему так в них не нравится. Именно поэтому декартовский человек не может понять, что такое любовь к врагам, как их можно прощать и как допустимо о них молиться.

Человек Традиции, обычно, точно знает своего главного врага и понимает, что этот враг не человек. Человек является для него врагом техническим. Иногда этого технического врага можно и нужно уничтожить, как нужно уничтожить, без всяких разъяснительных бесед, зомби… Но надо понимать, что с уничтожением врага проблема не решена. Надо победить тот дух, который вел врага, надо, если возможно, освободить и самого врага от этого духа. В некоторых же случаях, когда речь идет о спровоцированной истинными врагами искусственной вражде, надо суметь освободиться от этой вражды и её духа. Однако такое примирение не имеет ничего общего с духом примиренчества, оно есть победный ход в напряженной невидимой брани.

Такова подлинная противоположность современного общества и общества Традиции применительно к человеку. Противоположность закрытого от высшего мира «открытого общества» и открытого Небу общества «закрытого».