Рубрика: Константин Крылов

Сразу, на всякий случай: я не хочу задеть ничьи чувства, особенно религиозные, а приведённые ниже рассуждения – это просто наблюдения. Но, возможно, они кому-то покажутся любопытными.

У меня есть несколько знакомых буддистов, мусульман (двое – русские), иудеев, славянских язычников-родноверов (с другими не сталкивался) и христиан. Католиков, протестантов разных толков, и, конечно, православных разной степени воцерковлённости. А также атеистов – не в бытовом смысле, а идейных.

Плюс к тому я регулярно читаю, что пишут те, другие и третьи в Сети.

И вот что я заметил. Когда человек говорит о своей вере (или её отсутствии), он обычно использует какое-то слово, обозначающее момент её принятия. И слова эти во всех случаях – разные.

Буддист, говоря о том, как он стал буддистом, обычно использует выражения типа «я осознал себя буддистом», «я понял, что я буддист» или даже «я постиг Благородные Истины». Есть, разумеется, формальное выражение «принять Прибежище», но оно используется именно при описании обряда.

Ислам же именно что «принимают». Сейчас выражение «принять ислам» имеет дополнительное ироническое значение, но вообще оно довольно точное. Мусульмане, особенно свежеиспечённые, так и говорят. Иногда слышишь – «я решил стать мусульманином». Тут подчёркивается именно волевая сторона.

Протестанты бывают разные. Некоторые – особенно ежели их завлекли в сети какие-нибудь полусектанты – с чистыми глазами говорят что-то вроде «я нашёл Христа», «я обрёл Христа» и так далее. Менее восторженные используют подчёркнуто нейтральные выражения типа «я стал (таким-то протестантом)». Довольно часто эти слова предваряет оборот «и вот после этого я…» (но не «поэтому»).

Насчёт католиков ничего определённого сказать не могу: мало их.

Все знакомые мне иудеи таковы только потому, что родились евреями, и ни по какой иной причине. Если говорить о мотивациях (некорыстных), то чаще всего я слышал аргументы типа «еврей должен же быть евреем, иначе какой же он еврей», «если уж я еврей, надо соблюдать» и т.п. В общем, к этому случаю применимо именно слово «должен».

Родноверы не любят выражение «стал родновером», «принял родноверие», настаивая на том, что быть родновером – это естественное состояние, данное от рождения, надо просто очиститься от «еврейского дурмана» и т.п. Очень распространённые формулы – «я почувствовал себя язычником», «я чувствую себя родновером», «я понял, что это моё» и т.п. Отличие от буддистов – в том, что те подчёркивают роль сознания, «понимания», а родноверы ссылаются именно на чувства и ощущения.

Ну а к православию чаще всего «приходят». Довольно часто это выражение сопровождается словами «всё-таки» или «наконец». Очень распространённая формулировка — «после многих лет духовных исканий я всё-таки пришёл к православию». После этих слов как бы слышится некий вздох – то ли облегчения («наконец пришёл»), то ли разочарования («зря ходил»)

Наконец, атеисты, из числа воинствующих. Эти почему-то любят пышные выражения типа «я стал убеждённым атеистом на основании работы собственного ума, путём умозаключений, основанных на неопровержимых фактах» (цитата подлинная). Или, например, так– «я включил логику и здравый смысл и понял, что религия – это сплошной обман и фуфло». Но если всё это сокращать и выжимать воду, то подходящим словом будет, пожалуй, «додумался». При этом обычно имеется в виду не то «осознающее сознание », на которое ссылаются буддисты, а примерно то, что немцы называли «рассудочным мышлением», а англичане – «common sense». То, что здравый смысл не то что до Бога, но и до отрицательных чисел сам никогда не доковылял бы, воинствующих атеистов почему-то не смущает.

К чему всё это? Уж не хочу ли я чего сказать нехорошее? Бог с вами. Я же говорил – это просто наблюдения, которые мне показались любопытными. «Из этого, если угодно, можно сделать любые выводы. Но если угодно, никаких выводов можно и не делать.» (с) Лев Шестов

«Как верующий (что бы это слово ни означало), я ничего не имею против атеистов. Вот совершенно ничего. Наоборот, отношусь к ним, если они хорошие люди, даже несколько лучше, чем к верующим (что бы это слово не означало). Так как атеисту я больше сочувствую – ибо ему тяжелее.

Потому что у него сто хозяев и начальников, начиная с собственного тела и психики и кончая родителями, семьёй, друзьями, работодателем, телевизором, государством и ещё всякими инстанциями. И все они хотят разного, «а иначе ты будешь плохим». Что является весьма серьёзной угрозой – во всяком случае, для хорошего человека. И для нехорошего тоже, потому что он тоже хочет быть хорошим на свой лад (например, крутым), и за это место его всегда можно потягнуть.

А у верующего настоящий начальник всего один (1 шт.), причём он далеко. Остальные – включая собственное тело и психику — могут иметь над верующим какую-то власть, но вот «сделать плохим» всерьёз не могут, нет. Более того, не подчиняться им всецело — не право, а даже обязанность верующего. «Помни, что они не твои господа, а всего лишь родители, семья, друзья, работодатели и телевизор – и не более того».

Кто свободнее – понятно.

На это атеист может сказать, что у него нет никаких хозяев или что он руководствуется исключительно «своим собственным умом». На такие заявы любой человек с самым поверхностным психологическим образованием может только скорбно гыгыкнуть — поскольку сейчас более чем хорошо известно, из какого сора на самом деле состоит «собственный ум» и какова ему красная цена в базарный день.

Можно ещё сказать, что верующие веруют в «батюшек» (или там в «гуру»). Во-первых, это вообще-то не всегда так. И, во-вторых, человек, ищущий на свою шею авторитета, как правило, измучен тем, что у него слишком много начальства и оно хочет слишком разного, а в настоящую свободу он уже и не верит. «Дайте мне одного хозяина, любого, но чтобы он был один». Желание, в общем-то, понятное – и даже где-то законное. Другое дело, что реализация его обычно выглядит скверно и постыдно – как, впрочем, и многих других желаний. Что не отменяет.

ДОВЕСОК. Кто не знает. Я не христианин. Я благоверный (см. http://blagoverie.org ). При этом я не испытываю никаких дурных чувств к христианам и т.п. Но этот момент присутствует и соответствующим образом окрашивает мои рассуждения.»

«Залез в ленту друга – а там сплошные котики и собачки. Нет, не так – котятки и щеночки. Мимимиленькие аж няняня. И тут же рядом – «собаку привели на усыпление, собака надоела». Собака, разумеется, взрослая.

Подумал, что одной из первых и очень востребованных услуг генной инженерии будет выведение кошечек и собачек с плановой остановкой в развитии. Чтобы они так и оставались толстолапыми щеночками и милыми котяточками. Которые куда мимимишнее и няняняшнее взрослых особей. Смешные, милые. Не орут, а пищат. Никаких проблем с размножением. Если ещё и сделать так, чтобы они писали розовой водичкой – вообще отлично будет. И можно их всю жизнь любить, играть с ними, ласкать, прижимать к щёчкам. «Миленький, маленький, утю-тю какой же ты холосенький». А умирали чтобы тихо, «просто во сне». Выкидываешь на помойку и берёшь нового, такого же мимимишного.

И тут вдруг мне стало понятно, зачем были выведены люди. И какой именно грех они совершили.»

«От русской весны чувство – как от выздоровления. После тяжёлой и продолжительной.

Лежал человек, метался в бреду, бельма мутные, в зрачках – страшная чернота. День болеет, два болеет, месяц, полгода. И вот, когда уже все устали от больного, уже не смотрят в ту сторону, где он на лавке мается – вот те на, отпустило. Лежит на грязном тряпье, исхудавший, с провалившимися глазами, но уже видно – на поправку пошёл.

Так и весна – «на поправку пошло». Гнойники сугробов ещё уродуют землю, но видно уже, что они не не нарывают, а сходят. И дышать уже не больно — настоящим-то зимним воздухом «под минус двадцать» дышать больно, «горло режет». И бредовая зимняя тишина с кривыми снежными скрипами уже не закладывает уши, и раздаются первые нормальные звуки – стук шагов по камням, крик непонятной птицы, гудок. И за всем этим – почти неслышимый, воздушный шелест талой воды. Может, и нет его, но чувство, что зима сливается – есть.

И солнышко. Негреющее, холодное, как всё в России. Но хотя бы свет.»

«Иногда натыкаешься в ленте на высказывания типа «такие-то мерзавцы не являются для меня человеческими существами», «я больше не считаю такого-то человеком», «это не люди» и т.п.

Честно говоря, вся эта риторика построена на каком-то чрезмерном антропологическом оптимизме. Как будто «человек» – это что-то хорошее, или хотя бы не настолько дурное, что ему, «как виду живых существ», ещё можно испортить репутацию.»